Ознакомительная версия. Доступно 70 страниц из 347
Они спустились по каменной лестнице, и зашли во двор ешивы.
Рав Судаков покосился на темное окно, и набил трубку: "Видишь ли, Иосиф, Тора нам запрещает плохо говорить о других евреях. Сказано же: "Не ходи сплетником в народе своем".
Он чиркнул кресалом и, закурил: "Тем более, при всем уважении к Теодору, даже если бы он был здесь — я бы его не послушал".
— Почему? — поинтересовался Иосиф, глядя на раскрытую книгу на столе у раввина. "Интересно, — подумал мужчина, — с чего это он такое читает? Хотя это с нами он Каббалой не занимается, запрещено в нашем возрасте, а ему — можно".
— Потому что он не еврей, — пожал плечами Судаков. "Я не могу принимать его свидетельство, тем более, если речь идет о другом еврее. А что ты мне говоришь — мол, жила она с этим идолопоклонником, так у тебя доказательств нет, дорогой мой.
Иосиф вдруг покраснел: "Рав Судаков, я же врач. Я ее осматривал, я не могу ошибаться".
— Мало ли что могло случиться, — мужчина потянулся за книгой. "Вот, например, послушай, я тебе прочитаю, из Талмуда".
— Ступени дома моего отца были слишком высокими, я споткнулась и потеряла девственность, — Иосиф усмехнулся. "При всем уважении к Талмуду, рав Судаков — там еще написано, что черви зарождаются из грязи, а солнце вращается вокруг земли. Так что, — он поднялся, — не всему, что там написано — нужно верить".
Он приоткрыл дверь. Судаков холодно сказал: "Тот, кто не верит в Талмуд, не верит мудрецам — хуже идолопоклонника. Сказано же: "У вольнодумца нет доли в мире грядущем". Так что прикуси язык, иначе как ты приехал сюда, так и уедешь, только уже без невесты. А она станет хорошей еврейкой и выйдет замуж за соблюдающего человека".
Иосиф гневно повернулся: "Вы не посмеете!"
— Могу и посмею, — спокойно отозвался Судаков, затягиваясь трубкой. "Ты помни, мы живем на Святой Земле, а вы — в галуте, в изгнании. Что позволено там, то не позволено здесь. Иди, — он указал трубкой в сторону коридора, — учись".
Иосиф преувеличенно вежливо закрыл за собой дверь. Судаков, взглянув на открытую книгу, пробормотал: "Лучше так, чем вносить раздоры в общину. Сплетни, разговоры…, - он поморщился. "Лучше так. Но где, же ты? — раввин встал и подошел к окну. "Где же ты, отступник, я ведь чувствую — ты где-то рядом. Не могу увидеть — Исаак помотал головой.
Деревья во дворе гнулись под сильным ветром. Он услышал с востока, из-за холмов, из пустыни — раскаты грома.
Лея устроила ребенка в шали: "Мы к госпоже Азулай, Хана там играет, заберу ее и потом зайду к своему отцу, еды ему приготовлю. Ты белье развесь и пол помой. Как уходить будешь — накрой на стол, муж мой вернется, на обед".
— Хорошо, госпожа Судакова, — Ева опустила голову и, дождалась, пока она выйдет. "Ну, — сказала себе девушка, оглядывая застеленные кровати, холщовую занавеску, что прикрывала нишу с книгами, — вот и поищем амулет. А вы, госпожа Судакова, — Ева не удержалась и выругалась, — еще нескоро сюда вернетесь, обещаю. Сейчас Пьетро по дороге встретите".
Она подтащила к нише грубый табурет. Забравшись на него, подоткнув платье, Ева стала аккуратно протирать книги. Она оглянулась на дверь и пошарила за томами Талмуда. "Вот и шкатулка, — довольно улыбнулась она, — папа был прав".
Девушка откинула крышку, и замерла — медальоны — золотой и серебряный, лежали рядом, перепутавшись цепочками. "Надо проверить, — решила она, — папа говорил, там две части". Ева внезапно вздрогнула — ветер свистел, скрипела дверь. Она, быстро открыв оба медальона, глубоко, облегченно вздохнула.
— Какая туча за окном, — вдруг подумала девушка. "Сейчас дождь пойдет, наверняка. Так что не высохнет белье. Да я и развешивать его не собираюсь, — она рассмеялась. Едва дыша, стараясь не касаться букв и рисунков, Ева положила обе части амулета в золотой медальон и надела его себе на шею. Вдалеке гремел гром. Она услышала на пороге чьи-то шаги.
— Нас пораньше отпустили, — сказал мужской голос, — все равно сейчас ливень хлынет.
Ева повернулась, и ахнула. Неловко переступив ногами, закачавшись, она упала на каменный пол.
Лея взяла Ханеле за руку, и взглянула на сына — он спокойно спал: "А во что вы играли?"
— Вот, — Ханеле достала из кармана фартучка деревянную игрушку, — в зверей. Это крокодил, мама Лея, он далеко живет, за океаном. Это мне Аарон вырезал.
Красивое лицо женщины брезгливо искривилось. Она, взяв двумя пальцами игрушку, выкинула ее в канаву. Серые глаза Ханеле наполнились слезами. Девочка горестно прошептала: "Мой крокодил…"
— Нельзя, — строго сказала Лея, ведя девочку за собой, — нельзя таким играть, Хана. Это грязное животное, не кошерное, даже смотреть на него нельзя. Твоя душа — чистая, еврейская душа, ты должна сохранять ее такой. Твой отец когда-нибудь станет главой ешивы, к тебе будут свататься юноши из хороших семей. Ты должна быть достойной дочерью Израиля. Понятно тебе?
— Да, — Ханеле вздохнула. "А можно с собачкой играть, с Ратонеро? Он такой ласковый, добрый".
— Тем более нельзя, — отрезала мачеха. "Тебе три года, ты уже не ребенок, и должна это понимать".
Ханеле только тяжело вздохнула и, отвернувшись, оглянулась: "Пусть его кто-нибудь подберет, быстрее. Мальчик или девочка. Пожалуйста, Господи".
Лея плотнее запахнулась в шаль и посмотрела на серые стены домов: "Дочерей надо строже воспитывать. Тем более мать у нее такая была. Хоть и не помнит ее Хана, а все равно — вдруг, упаси Господь, так же себя вести будет, как она. Грех так говорить, о мертвой, она еврейка была, но все равно — женщина почувствовала, что краснеет, — недостойного поведения".
Они повернули к дому Судакова. Ханеле робко сказала: "Я могу посуду помыть, мама Лея, если вы мне разрешите".
— Конечно, моя хорошая, — Лея приостановилась и присев, обняла девочку: "Ты не обижайся на меня, милая, я ведь забочусь о тебе".
Ханеле прижалась к ней и погладила Моше по голове: "Мама Лея, а у вас еще детки будут?"
— На все воля Божья, — ответила женщина. Поднимаясь, Лея отступила на шаг — он стоял прямо перед ней, высокий, рыжеволосый. Лея увидела улыбку в его зеленоватых, прозрачных глазах. На камни улицы упали первые капли дождя.
Степан замер на пороге комнаты. Ее простое платье сбилось, над темным чулком виднелась полоска ослепительно белой кожи. Косы растрепались. Он, даже не думая, забыв о запрете, помог ей подняться.
— Вы не ушиблись? — спросил он тихо. Серые, большие глаза были совсем рядом. Она, прерывисто дыша, покраснев, шепнула: "Нет. Спасибо, господин Судаков".
Ее рука все еще лежала в его ладони. Он, не понимая, что делает, — привлек Еву к себе. Девушка ахнула. Прижавшись к нему, повернув голову, она едва слышно проговорила: "Нет, нет, это нельзя, это грех, господин Судаков…, Не надо…"
Он прикоснулся губами к теплой, пахнущей свежестью шее. За окном гремел гром, лил дождь. Ева, покачнувшись в его руках, выдохнула: "Еще! Еще, пожалуйста!"
Степан поднял ее на руки, и, усадив на стол — опустился на колени. Она задрала подол платья и, застонав, откинувшись назад, крикнула: "Как хорошо!"
— Будто шел по пустыне и, наконец, увидел родник, — подумал мужчина. "Господи, как сладко, я и забыл уже, что так бывает". Ева задрожала. Потянув платье наверх, путаясь в рубашке, она попросила: "Пожалуйста, я так хочу, так хочу!".
Степан вдруг вспомнил ясный, солнечный день, теплый ветер с моря, и ее крик — громкий, освобожденный. Он вспомнил обнаженное, отливающее жемчугом тело, и то, как она, тяжело дыша, опускала черноволосую голову на его плечо.
Ознакомительная версия. Доступно 70 страниц из 347
